МИТРОПОЛИТ ИОНАФАН (ЕЛЕЦКИХ). ЧЕМ ОТЛИЧАЮТСЯ ЦЕРКОВНОСЛАВЯНСКИЕ ПЕСНОПЕНИЯ ОТ СВЕТСКОЙ ПОЭЗИИ

МИТРОПОЛИТ ИОНАФАН (ЕЛЕЦКИХ). ЧЕМ ОТЛИЧАЮТСЯ ЦЕРКОВНОСЛАВЯНСКИЕ ПЕСНОПЕНИЯ ОТ СВЕТСКОЙ ПОЭЗИИ

О несистемном принципе перевода храмовой славянской поэзии на русский язык

Митрополит Ионафан (Елецких)

Чтобы получить ответ на этот вопрос, обратимся к труду поэтессы, имя коей Ольга Седакова, которая, имея солидное теологическое образование, поведала в своём труде «Литургическая поэзия» об особенностях богослужебной церковнославянской поэзии, звучащей в храмах Русской Православной Церкви.

Вот, что она сказала в одном из своих интервью.   

«Литургические песнопения, молитвословные тексты, — это сти­хи, это поэзия. И здесь встаёт вопрос: а что это за стихи, что это за форма? И на этот счёт нет одного мнения. Многие считают, что церковнославянские тексты — это просто дословный перевод (древне)греческих оригиналов, которые и на самом деле «стихи», — в них есть «правильные» метры: хорей, например. Но, в церковнославянских песнопениях правильных метров явно нет, и на слух они, пожалуй, больше похожи на  в е р л и б р ы  (- несистемная  форма стихосложения, лишённая рифмы – ред.). Трудно определить, где искать струк­туру этого стиха: в числе слогов, в числе ударений? Ничего из этого не получа­ется. И вместе с тем, какая-то ритмическая закономерность там есть, мы это непосредственно (опытно – ред.) чувствуем.

Попытка определить молитвословный стих натал­кивается на то, что привычными стиховедческими методами (подсчи­тывая число слогов, распределение ударений или сильных доль) сделать это невоз­можно. Я думаю, что ближе всего разгадал этот стих итальянский славист Рикардо Пиккио. Он назвал его «изоколическим принципом». Пиккио считал, что то, что создает ритм такого стиха — это число слов в каждом «колоне», — минимальном отрывке текста. Какой длины эти слова, сколько в них безудар­ных слогов — неважно.

Это — красивое предположение. Оно позволяет увидеть в церковнославянском стихе не дословный (то есть, прозаический) перевод греческого, а интересную и совершенно новую в истории стиха ритмическую систему».

Недавно в стенах Санкт-Петербургской Православной Духовной Академии  прошёл семинар Студенческого литургического общества, на котором обсуждалась проблема «непонятности» церковнославянского текста канона святителя Андрея Критского при чтении его в храме. Двадцать пять попыток перевести его вразумительно по-русски терпели неудачу. Некоторые из них своим сухим лингвистическим «академизмом» проигрывали несистемному «изоколическому» верлибру церковнославянского текста тропарей канона. Его прозаическая, нерифмованная мелодика завораживает слушателя, хотя мозг отказывается «понимать» его содержание: он удовлетворён ритмикой фразы, из которой выхватывает лишь несколько знакомых слов и многократно повторяющийся понятный припев хора  – «Помилуй мя, Боже, помилуй мя!».

Протоиерей Виталий Головатенко поделился с участниками своим «Опытом поэтического переложения Великого покаянного канона свт. Андрея Критского».

Вот, что он сказал.

«Побудительным моментом к переложению Великого канона святого Андрея Критского на современный русский язык стала моя практика его чтения во вторник первой седмицы Святой Четыредесятницы в домовом храме одной из петербургских школ-интернатов для детей-сирот.

С самого начала и мне, и воспитателям интерната было ясно, что церковнославянский перевод Канона, не всегда и не во всём ясный даже для взрослых, детям будет непонятен. Соответственно, многие его замечательные мысли и образы для них останутся закрытыми.

Поэтому было решено читать детям Канон в хорошем русском переводе. Были испробованы несколько разных версий, но ни одна из них не оказалась полностью приемлемой для детей. Тогда я решил обратиться к греческому подлиннику.

Однако, изучая текст Канона по современным греческим печатным изданиям, я обнаружил массу разночтений и вариантов (в т. ч. существенных). Тогда я решил обратиться к древнейшим греческим рукописям, содержащим текст Канона.

В процессе работы над собственным переложением несколько строф Канона случайно оформились поэтически. Именно они показались наиболее удачными первым слушателям моих опытов. Поначалу я противился этой невольной поэтизации, стремясь только к общей стройности текста и ясности мысли. Но как выяснилось впоследствии, именно это ритмическое (но безрифмовое) оформление в значительной мере помогает восприятию смысла. Обратившись к стиховедческим исследованиям, я выяснил, что Канон в его подлиннике – это византийская церковная поэзия, и его строфы написаны так называемым антифонным (или библейским) силлабическим стихом.

Строфы Канона, предназначенные для чтения во вторник 1-й седмицы Великого поста, я переложил ещё в 2008 году. К переложению остальных и к редакции переведённых ранее строф я вернулся после перерыва в 10 лет. Работа была продолжена на основании полученных результатов моих палеографических и текстологических греко-византийских исследований IX–XIII вв. и славянских источников XI–XIV вв.

Завершив перевод Канона и его традиционного литургического окружения (кондак и икос по 6-й песни, канон преп. Марии Египетской и строфы, посвящённые свт. Андрею, стихиры и Синаксарь Канона великого, а также Житие свт. Андрея патрикия и квестора Никиты), я присоединил ко всем текстам комментарии и вступительную статью с краткими историко-теоретическими сведениями о жанре песенного канона, о самом Каноне великом, а также о жизни и деятельности его автора».

Автор настоящей заметки, ознакомившись в Интернете с несколькими тропарями в изложении отца Виталия, нашёл его петербургский рабочий телефон и пообщался с ним. Он сообщил, что знаком с моим полным изложением канона святителя Андрея Критского по-русски, и, в свою очередь, он любезно ознакомил меня со своим опытом русского переложения канона, который меня впечатлил, и я буквально стал упрашивать отца Виталия переложить его целиком в избранном ключе стихосложения.

Образчик электронной переписки у меня сохранился и я с большим удовольствием процитирую несколько строк из неё с присовокуплением тропарей вторника первой седмицы Великого постоа — первой песни канона — в искомом стиле переложения протоиерея Виталия Головатенко (оригинал электронной переписки сохранён):

«…(я ) решил ограничиться традиционной и привычной русскому слуху ритмикой стиха ямбического, — написал мне отец Виталий.

И пусть оправданием этому предприятию послужит не только согласное одобрение всех первых читателей и слушателей моей попытки, но прежде всего известные высказывания святых Отцов Церкви —

 святителя Григория Нисского:

Простой напев сплетается с божественными словами ради того, чтобы само звучание и движение голоса изъясняло скрытый смысл, стоящий за словами, каков бы он ни был. Такова приправа и к этой трапезе, как бы уснащающая сладостью яства поучений.

святителя Иоанна Златоустого:

Ничто так не возвышает душу, ничто так не окрыляет её, не удаляет от земли, не освобождает от телесных уз, не наставляет в философии и не помогает достигать полного презрения к житейским предметам, как согласная мелодия и управляемое ритмом божественное песнопение.

святителя Василия Великого:

Когда Дух Святой увидел упорство рода человеческого на пути к нравственному совершенству, а также наше полное пренебрежение жизнью праведной ради склонности к наслаждению, то что же Он сделал? — Он примешал к вероучительным положениям сладость мелодии, чтобы мы незаметно, в слушании приятном и безмятежном, воспринимали пользу от слов [вероучений]. Так лекари мудрые, давая пить особенно неприятные снадобья тем, кому они отвратительны, нередко обмазывают чашу [с лекарством] мёдом.

Канон Великий, глас 6, во вторник первой седмицы Великого поста

русский перевод прот. Виталия Головатенко

ПЕСНЬ ПЕРВАЯ
Ирмóс:
Помощник мой и Покровитель — Бог;
Он стал моим спасением,
Он — Бог мой и Бог отцов моих:
Его прославлю и вознесу Его я, ибо Он
в Своих делах прославился преславно.
 
Припев:
Помилуй меня, Боже мой, помилуй!
 
Убийцу Каина я превзошёл,
убив однажды собственную совесть:
я волю плоти дал — и душу погубил
порочными деяньями своими.
 
На Авеля никак я не похож —
я Богу не принёс даров приятных,
ни дел благих, ни жертвы чистой,
ни жизни непорочной: горе мне!
 
Как прежде Каин, бедная душа,
и мы с тобою Богу принесли
одни лишь богомерзкие деянья:
порочна жертва наша, жизнь — негодна,
поэтому и мы осуждены.
 
Создатель мой, Ты, глину оживив,
вложил в меня и плоть, и кости,
дыхание и жизнь — прими же ныне
меня в моём раскаяньи всецелом,
Творец мой, Искупитель и Судья!
 
Тебе, Спаситель мой, я открываю
содеянные мною прегрешенья, —
кровавые, глубокие раненья
души и тела. Их мне нанесли
убийственные помыслы мои.
 
Я согрешил, Спаситель мой, но знаю:
меня Ты любишь! Даже наказуя,
Ты милостив и жалостен ко мне.
Моим слезам Ты внемлешь с состраданьем,
и, как Отец, спешишь ко мне навстречу
и обнимаешь блудного меня.
 
Отцу и Сыну и Святому Духу — слава.
Сверхсущностная Троица, Которой
в Её единстве кланяемся мы, —
сними с меня грехов тяжёлых бремя,
и в тёплом сострадании Твоём
мне слёзы сокрушения пошли.
 
И ныне, и всегда, и на века.
Аминь.
 
О, Богородица, надежда и защита
Тебя поющих, Ты сними с меня
ярмо моих тяжёлых прегрешений,
и, как Царица Чистая, прими
меня в моём сердечном покаяньи!».

«Без сомнения, ритмическое ямбическое русское переложение протоиерея Виталия Головатенко заслуживает особого внимания и одобреня. Труд проделан большой. Правда, полного текста у меня нет, но представленный образец словесно-изысканный и красивый.

Создаётся впечатление, что и отец Виталий и автор сей заметки – митрополит Ионафан — идут в одном направлении: русское переложение канона должно укладывать в несистемный «изоколический» верлибр, о котором написала поэтесса и богослов Ольга Седакова.

Заканчивая, почтительно предлагаю читателям ознакомиться с многолетним поэтическим изложением покаянного канона святителя Андрея Критского автора настоящей заметки, митрополита Ионафана, — с несистемным  изоколическим верлибром, но по церковнорусски, т.е. со славянизмами, преимущественно для домашнего чтения.  

При изложении канона по церковнорусски автор руководствовался советом святого равноапостольного Кирилла в отношении перевода богослужебных текстов с древнегреческого языка на иной язык:

«Греческий в переводе на другой язык никогда не может быть передан одним и тем же способом, и это и случается со всеми языками, на которые он переводится.

Часто бывает, что слово, изящное на одном языке, не таково на другом, а имеющее важное значение на одном языке, не столь важно на другом. Поэтому не представляется возможным всегда следовать греческому выражению, но то, что должно всегда сохраняться, — это его смысл».

(Цит. по Тахиаос А. «Святые братья Кирилл и Мефодий, просветители славян»).


МИТРОПОЛИТ ИОНАФАН (ЕЛЕЦКИХ). КАНОН СВЯТИТЕЛЯ АНДРЕЯ КРИТСКОГО НА СЛАВЯНОРУССКОМ НАРЕЧИИ.

ПОНЕДЕЛЬНИК ПЕРВОЙ СЕДМИЦЫ ВЕЛИКОГО ПОСТА

Откуду начну плакать, зряще деянья окаянной моей жизни?
Кое начало положу, Христе, моему нынешнему рыданию?
Но Ты, о Милосердный, внемли слезам моим
и дай грехов мне тяжких оставление!
 
Приди же, окаянная душе, со плотию твоею
и всех Создателю откройся,
и прежнее безумие оставь,
и принеси ты Богу слезы покаяния.
 
Адаму первому преступно подражая
и Бога позабыв, лишился я
и Царства вечного, и радостей его,
грехов всех моих ради.

О горе мне, несчастная душе, 
но ты и первой Еве подражала,
ибо на плод воззревше, ты, как и она,
ко древу неразумно прикоснулась,
и плод его вкусив, ты горечью его исполнилась.

Не Ева первая, но «мысленная Ева»
во мне вдруг ожила –
во плоти страстный помысел,
приятный видом, но по вкушении,
он горечию отравляет.
 
Адам – изгнанник, праведным судом
лишен был райского Эдема,
ибо отверг единственную заповедь Твою.
О Спасе, как же пострадаю я,
всегда пренебрегающий
Твои все животворные глаголы?
 
Владычица Пречистая, Ты всем
– надежда и предстательство за тех,
кто так к Тебе взывает!
Возьми мою Ты тяжесть бремени грехов
и покаяние прими мое, Святая!
МИТРОПОЛИТ ИОНАФАН ПОЁТ КОНДАК КАНОНА СВЯТИТЕЛЯ АНДРЕЯ КРИТСКОГО «ДУШЕ МОЯ, ВОСТАНИ, ЧТО СПИШИ»

Митрополит Ионафан (Елецких)

12 марта 2020 года, Тульчин, Украина.


[1] Очевидно, что при переводе византийских богослужебных гимнов требуется известная творческая свобода и поэтический стиль изложения. На последнем настаивал о. Александр Шмеман. «Большинство наших (англо)-переводчиков, — писал он, — как видно, забыли, что основной «ключ» к богослужению — в первую очередь эстетического, а не рационального свойства. Литургические тексты — не только утверждения, богословские или нравственно-дидактические, с единственной целью выразить и сообщить мысль, заповедь, знание. Вернее, это и впрямь их цель, но достигается она иными средствами, чем в богословии и проповеди. Эстетический элемент в богослужении — в литургической поэзии, музыке, обряде — не случаен, а существен; он укоренен в самой природе культа, так что, лишаясь его, богослужение перестает удовлетворительно исполнять главную свою функцию — не просто сообщать идеи о Боге, но раскрывать «небо на земле», приводить человека в прямое соприкосновение с той Реальностью, адекватным и действенным символом которой бывает культ (- богослужение). Эстетическая структура богослужения в нашей литургической традиции предельно существенна, ибо укоренена в православном осмыслении и восприятии Церкви как явления в этом эоне, в этом мире Царства грядущего — конечной Реальности, которую Церковь провозвещает, и не только провозвещает, но и нас делает ее причастниками. Конечно, богослужение имеет назидательную, или образовательную, функцию, можно сказать даже, что в известном смысле все богослужение есть научение, есть богословие, есть проповедь. Но научение это не просто неотделимо и неотличимо от красоты, но красота есть само его содержание и средство сообщения. Именно здесь проблема литургического перевода встает во всем своем реальном значении. Две трети всех литургических текстов в нашей традиции составляют гимны, то есть поэтические произведения, предназначенные для пения. Поэзия же, по определению, непереводима, ибо смысл ее — в органическом сплетении строя, ритма и музыки слова. Отсюда первое непреложное условие (перевода): «уложить» византийский период в краткие утвердительные (керигматические) предложения, сгруппировав каждое вокруг одного четкого образа и опустив все слова и даже образы, которые «годятся» в греческом тексте, но разрушают английскую (и иноязычную – авт.) фразу,» — подчеркивал о. Александр Шмеман. Этих, как и вышеупомянутых святоотеческих принципов перевода литургической поэзии, мы и придерживались в настоящем 25-летнем труде, предназначенном для назидательного чтения. Митрополит Ионафан. 

Комментарии (0)

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *