Филолог Ольга Седакова: «Богослужебный текст на русском возможен»

ОЛЬГА СЕДАКОВА О ПЕРЕВОДАХ АНРИ ВОЛОХОНСКОГО

В московском издательстве «Пробел-2000» выходит собрание богослужебных текстов и псалмов, переведенных с церковнославянского и древнееврейского языков на русский поэтом Анри Волохонским. В книгу кроме избранных псалмов входят Литургии Иоанна Златоуста и Василия Великого, Таинства Крещения и Брака, собрание воскресных тропарей и кондаков, а также Чин краткой службы поминовения усопших. COLTA.RU публикует предисловие к книге Ольги Седаковой и перевод Благословения воды из Таинства Крещения.

Георгий Федотов, размышляя о переводе церковнославянского богослужения на современный русский, предполагал, что такое было бы возможно только в том случае, если бы за перевод взялся настоящий поэт, при этом человек церковный и обладающий большой филологической культурой. Соединение трех таких свойств в одном лице — вещь почти невероятная. Но звезды сошлись. Анри Волохонский и оказался таким почти невероятным переводчиком. Я думаю, нас можно поздравить с его переводом.

Но начну я с попытки объяснить, в чем, собственно, особая трудность перевода церковнославянских богослужебных текстов на русский язык. Почему он труден так, что эта задача может показаться неисполнимой.

Прежде всего, между русским и церковнославянским языками в традиции русской культуры сложились чрезвычайно своеобразные отношения. Русский и славянский (так обычно называют в обиходе церковнославянский) никогда не воспринимались как два «параллельных» языка, как, скажем, русский и французский, так что в самом факте перевода с одного языка на другой не представлялось бы ничего чрезвычайного. Но употребление русского языка и славянского было взаимоисключающим: там, где действует славянский, русский молчит — и наоборот. Так что переводить со славянского на русский означало бы переводить со «священного» языка на «профанный». Но даже это не единственная трудность в отношении двух языков. Весь словарь высокого регистра в русском языке просто позаимствован из славянского. Но слова эти часто решительно изменили значение. Перевести литургические тексты на «высокий русский» с обилием славянизмов было бы большим смещением: язык этих текстов воспринимался бы тогда как музейный и напыщенный — чего совершенно нет в оригинале. Оригинал — там, где он понятен, — трогает как простое и живое слово. Но перевод на «обычный» современный русский неминуемо воспринимался бы как снижение и порой даже как пародия.

Другая фундаментальная трудность такого перевода состоит в том, что литургические тексты — это поэзия, причем поэзия особого рода. Почти все богослужебные молитвы и гимны — это переводы с греческого; новые писались по их прописям. Византийская поэзия — сложная, риторичная, построенная по принципу πλέκειν ^[1], то есть «извития» или «плетения словес». За этим риторическим термином стоит образ сплетания венка (победителю), венка из слов. В русской словесности такой поэзии не было. Мы привыкли к ней только в славянском обличье. Ее «извития» (хитроумный порядок слов, инверсии) придется упрощать, иначе и по-русски эти стихи окажутся непонятными.

Из того, что богослужебные тексты принадлежат поэзии, следует несколько важнейших вещей. Прежде всего, необходимость красоты словесного построения — не как внешней по отношению к «смыслу» текста, а как относящейся к самому глубокому слою этого смысла. Некрасиво сказанные, эти тексты перестают значить то, что они значили. Они становятся бессильными. Красота — это непосредственная сила смысла, можно сказать, его воля и убедительность. Одна из главных примет этой словесной красоты — ритм. Как известно, многие византийские гимны были написаны регулярным стихом, который славянские переводчики не стали имитировать. Но это не значит (как думают некоторые исследователи), что то, что в результате получилось на славянском, — просто подстрочник. Славянский текст явно следует каким-то сложным законам ритмики и эвфонии; это молитвословный стих, природа которого до сих пор не выяснена стиховедами. Один пример ритмического устройства: формула «Ныне и присно и во веки веков». Анри Волохонский передает ее так: «Ныне, навек и во веки веков» — отлично! В одном из новейших русских переводов мы читаем на этом месте: «Ныне и всегда и на веки веков». На этом «и всегда» мы как будто падаем в ритмическую яму. «Присно», несомненно, значит «всегда». Но гораздо больше значит, что речь идет о какой-то особой непреходящести, которую ритм ударных слогов и повторов выражает прямее, чем то или другое слово. Формульный, почти заклинательный смысл ритма пропал. Быть может, как раз современный поэт, привыкший к нерегулярным ритмам верлибра, больше способен создать что-то подобное молитвословному стиху, чем поэты классического ХIХ века.

Но то, что в поэтическом высказывании не менее важно, чем словесная красота и ритм, — это его особые отношения со смыслом. Переводчик неизбежно толкует то, что он переводит. Каждый перевод — уже истолкование. Но переводчик, воспитанный на прозаическом понимании, будет «толковать до конца», «до полной понятности», до некоторого однозначного смысла. Даже если этот «окончательный» смысл действительно заключен в словах литургического стиха, им дело не ограничивается. Поэтический смысл отнюдь не смутен и не приблизителен, он по-своему точен. Но в нем непременно есть открытость, есть семантический простор, есть некоторая неустранимая странность. Он, словами Блока, закутан «в цветной туман»:

И мир опять предстанет странным,
Закутанным в цветной туман.

Поэтический простор, странность и радугу смысла несут в себе и слова литургических текстов. Это нисколько не противоречит тому, что литургические тексты — не светская лирика, а поэтическое изложение догматики.

И теперь, перечислив только некоторые из трудностей, останавливающих того, кто хотел бы переводить с церковнославянского, я с удивлением и радостью могу сказать: Анри Волохонский с ними справился! Тонкий поэт, знающий цену слову и ритму, он соединяет русские и оставшиеся непереведенными славянские слова так, что мы узнаем все эти тексты как родные. Они стали прозрачнее — но остались собой. Они звучат, они полны многозначностью, они не теряют в красоте. Произвол, манерность, капризные предпочтения, всяческие ремейки — все, чего со страхом и скукой ждешь, открывая современный перевод, — всего этого и тени нет в переводах Анри Волохонского. Он целомудренно работает с оригиналом.

Волохонский-поэт обладает собственным, сразу узнаваемым словарем и метафорикой: но здесь он как будто оставляет все это за дверьми. Ему помогает только самое тонкое, самое сердцевинное в даре настоящего поэта: любовь к слову и к молчанию.

Эти тексты еще будут обсуждать. И я могла бы назвать некоторые места, которые, по-моему, можно было бы перевести иначе. Но это другой разговор. Главное найдено. Богослужебный текст на русском возможен.

Ольга Седакова

^[1] Плести, вить (греч.)

Благословение воды

(из Чина Крещения)

Священник (громко возглашает):

Велик Ты, Господи,
чу́дны дела Твои,
чтобы Твои воспеть чудеса,
не существует слов (трижды).

Все Твоею волею явлено в бытии из небытия,
Твоя держава держит Вселенную,
Твоим зодчеством зиждется мироздание.

Ты четыре начала в бытии сочетал,
сплел четыре времени лентою лет,
чтит Тебя любой разумный дух.

Тебе поет солнце — луна подпевает,
Тебя хвалят звезды, и внемлет свет,
Ты колеблешь бездны и реками повелеваешь,
а небо раскинул как яркую ткань.

Ты землю воздвиг на водах,
песком оградил море,
Ты вздохнул и выдохнул воздух,
воинства ангелов в высях Твоих ожидают велений,
хоры архангелов ниц пред Тобой простираются,
даже многоокие херувимы и шестикрылые серафимы,
паря перед самым троном, прячут в ужасе лица
от непроницаемого сиянья.

И Ты же, о Боже Сущий,
Безначальный, неописуемый, непостижимый,
И Ты на земле — как раб, в обличии человека.

Владыка милосердный, Ты не стерпел зрелища
сатанинского притеснения рода человеческого:
явился, спасая нас.

Итак, провозглашаем о благодати,
будем благодарить милость, объявим блаженное чудо:
человечество отныне свободно!
Лоно Девы стало
рожденьем Твоим свято,
вся тварь воспевает
Твое явленье в мире:

Ты — Бог — на земле явился,
Ты обитал с нами,
Ты освятил свыше
силой Святого Духа
воды Иордана
и сокрушил главы
змиев, там угнездившихся.

Итак, явись ныне,
О Царь человеколюбивый,
приди и воду эту
освяти Святым Твоим Духом (трижды):

дай ей благодать спасенья,
иорданово благословенье,
нетленья источником да будет она,
даруй ей дар освященья,
исцеленья недугов, грехов прощенья,
чтобы сама, наделенная ангельской мощью
и неприступная вражьему воинству,
бесов губила, и да бегут от нее
все, кто на это Твое
созданье, о Господи, клевещут,
ибо он Твое имя призвал,
дивное, славное и страшное врагам.

Трижды рисует на воде знак креста, дует и приговаривает:

Да погибнут под знаком Твоего креста
все враждебные воинства (трижды).

Молимся Тебе, Господи,
пусть рассеются немедля все неясные воздушные призраки,
и пусть не скрывается в этой воде темный демон,
да не овладеет приемлющим крещение бес коварный,
погружающий души во мрак и умы в буйство.

А Ты, властитель мира,
яви нам воду эту:
воду спасенья,
воду освящения,
очищение плоти и духа,
прощение прегрешений,
размыканье оков,
душам — просвещенье,
омовенье жизни вечной
для бытия, обновленного свыше,
дар усыновленья
и обновленья духа,
нетления одеянье,
жизни источник.

Ибо сказал Ты, Господи:
— Омойтесь — и станете чисты,
из душ ваших изгоните пороки.
Ибо Ты даровал нам новое рожденье свыше:
от воды и от Духа.

Явись, о Господи, в этой воде,
дай в ней приемлющему крещение преобразиться,
да оставит в ней прежнего человека,
в искусительных похотях истлевающего,
и в нового облачит себя,
обновленного сообразно подобию Создателя,
дабы, в крещении сливаясь
с образом Твоей смерти,
он и воскрес с Тобою
и, удержав дар Твоего Святого Духа
и возвратив с избытком залог Твоей благодати,
удостоился почести высшего призвания
среди первенцев, чьи имена в небесах
начертаны в Тебе, о Боже,
и в Господе нашем Иисусе Христе.
Ибо Тебе слава,
и власть, и честь, и поклонение
вместе с Отцом безначальным
и с Твоим Духом, святым,
благим и животворящим,
ныне, навек и во веки веков.
Аминь.

Мир всем.

Склоните головы перед Господом.

Перевод с церковнославянского Анри Волохонского